Признавая важность международной повестки по вопросам климатических изменений и устойчивого развития, бизнес обязан учитывать это в своих стратегиях и планах, выстраивать работу в соответствии с лучшими практиками в области защиты окружающей среды, социального развития и корпоративного управления (ESG). О важности этой проблематики и том, как она встроена в практики СИБУРа, рассказывает Дмитрий Конов.
С тех пор как тема экологии, устойчивого развития, ответственного ведения бизнеса стала важной частью глобальной повестки, ни одна международная компания не может позволить себе игнорировать эти вопросы. Ко мне персонально понимание важности данной темы пришло вместе с участием в форуме в Давосе. Сначала через осознание того, что большинство тех, кто глобально принимает решение на уровне корпораций и регуляторов, уделяют этим вопросам повышенное внимание. Затем – через анализ возможных последствий влияния этой повестки на бизнес СИБУРа. Наконец, через поиск решений, как перестроить работу компании, чтобы эти факторы давали не отрицательные эффекты, а, наоборот, поддерживали наше развитие.
Движение по этому пути трудно представить без понимания целей, конкретных критериев оценки «дружелюбности» или «экологичности». Современным стандартом в этой связи является применение метрик ESG – одного из шести принципов ответственного инвестирования, поддерживаемой ООН инициативы международного сообщества инвесторов. В соответствии с ними деятельность любой компании оценивается по трем направлениям: экология (ecology), социальное развитие (social) и корпоративное управление (governance). Результаты проверки на соответствие заложенным там критериям напрямую влияют на текущую деятельность и перспективы компании. В частности, от соответствия им сегодня все больше зависит, сможет ли она привлекать капитал, участвовать в тех или иных проектах, восприятие компании собственными сотрудниками и обществом в целом. Механизмы этого влияния просты: при прочих равных потребитель, скорее всего, отдаст предпочтение продукции компании с более высоким ESG-компонентом, а инвестор вложит свои деньги именно в нее. В момент, когда я как бизнес понимаю, что не смогу профинансировать проект определенного профиля, не отвечающий определенным критериям, и приходит осознание важности соответствия этим критериям.
Удельный вес ESG-метрик при оценке компаний неравнозначен и менялся на протяжении времени. Корпоративное управление (governance) – самая привычная составляющая в наборе. Это интегральная оценка того, как компания управляется, насколько она прозрачна, как в ней принимаются решения, как и в какой мере логика этих решений доводится до внешних инвесторов. В конечном счете все это возможность для них оценить качество компании, быть уверенным в своих инвестициях.
На путь радикального улучшения составляющей корпоративного управления Россия во многом встала еще в начале 2000-х. Не только подорожание нефти, в значительной степени повышение прозрачности и качества управления были факторами, благодаря которым российские компании в то время получили возможность привлекать капитал и очень быстро развиваться. Это, в свою очередь, обеспечило стремительный рост их капитализации на рынке.
Экологическая и социальная составляющие ESG-метрик в работе компаний в той или иной мере также присутствовали всегда. Но их значение и интерпретация отличались от современного понимания.
С одной стороны, никто не оспаривал очевидного: компания, производящая продукт, но допускающая при этом загрязнение окружающей среды, поступает плохо. Требования по защите окружающей среды были прописаны в законодательстве, государство следило и регулировало эту сферу. С другой – до последнего времени в России, например, у компаний не было обязательств предоставлять обществу в широком понимании больше информации по этим вопросам. Также и общество не имело возможности транслировать бизнесу, чего ждет от него в этой связи.
До прихода в компанию в 2004 году работал на разных должностях в АКБ «Доверительный и Инвестиционный Банк», а также в казначействе ОАО «НК ЮКОС». На протяжении последних нескольких лет также занимал ряд руководящих должностей и входил в совет директоров крупных российских компаний в нефтехимическом, строительном и транспортном секторах. Отмечен рядом наград, включая орден Почета, Почетный знак РСПП, знаком отличия «За заслуги перед Тюменской областью», а также правительственной премией за участие в подготовке концепции национальной системы безопасного обращения химической продукции.
Кроме того, если раньше требования или претензии и предъявлялись, речь шла о работе отдельных компаний, но это не касалось конкретных продуктов или отраслей в целом. В последнее время и здесь произошли существенные изменения. Показательный пример в этой связи – табачная отрасль. По сей день это большая, стоимостью в десятки, если не сотни миллиардов долларов, высокомаржинальная индустрия. Она существует и работает, но в то же время практически отсутствует в общественном сознании.
Сегодня все понимают, что курение – это плохо. Что ты как компания производишь продукт, который не несет пользы обществу. Для ответственного инвестора последнее обстоятельство – прямой вычет по метрике social. Однако современное общество оставляет за конкретным человеком право осознанного выбора в пользу или против этой вредной привычки. Избегая прямого законодательного запрета, государства лишь ограничивают возможность ущерба третьим сторонам. Поэтому курить в общественных местах запрещено. Но сами табачные компании практически лишены возможности привлекать финансирование. Впрочем, это не мешает им производить свой продукт и хорошо на нем зарабатывать.
Этот пример объясняет, как за последнее 10-летие у составляющей «окружающая среда» в метриках ESG появилось новое прочтение: теперь о компании судят не только по тому, много или мало вредных выбросов она производит. Важно и то, какое влияние ее деятельность, производимые ею продукты оказывают на общество. В результате вес «социальных» и «экологических» составляющих в метриках ESG в последнее время стал гораздо больше, чем раньше.
Существует расхожее мнение, что в свете глобальных экологических инициатив большая «углеводородная составляющая» российской экономики априори создает для нее повышенные риски. С профессиональной точки зрения подобное суждение представляется излишне прямолинейным.
Потребность человечества в энергии растет и, скорее всего, продолжит расти. При этом вопрос, насколько возобновляемая энергетика способна заменить энергию, генерируемую из ископаемых видов топлива, или хотя бы удовлетворить прирост мирового спроса на энергию, остается открытым.
Даже если завтра человечество пересядет с автомобилей с двигателем внутреннего сгорания на электромобили, на практике это будет означать не падение потребления энергии, а изменение топливного баланса. А именно – снижение потребления моторного топлива при пропорциональном росте спроса на электроэнергию для зарядки батарей, большую часть которой все равно придется генерировать из какого-то вида ископаемого сырья. В любом случае человечеству явно пригодится огромная база углеводородов, способная подпитывать потребности мировой энергетики, чьи масштабы некоторые склонны кратно занижать.
Вероятно, в ближайшем будущем мы увидим постепенное снижение потребления «грязных» энергоносителей, к которым принято относить уголь. С другой стороны, его жизненный цикл по сравнению с остальными ископаемыми источниками энергии и начался гораздо раньше. При этом уголь будет замещаться гораздо более «чистым» газом. Таким образом, Россия – крупный производитель обоих видов ресурса, теряя в одном, будет выигрывать в другом. Как экономика в целом она может не понести серьезного ущерба от глобальных экологических инициатив. Их влияние могут почувствовать на себе отдельные отрасли или регионы. Например, Кузбасс, где сегодня проживают около 2,5 млн человек. Падение спроса на уголь может создать региону определенные сложности. Но они решаемы.
Все это означает одно: делать вывод о влиянии глобальных экологических инициатив на страну в целом только по тегу «сырьевая экономика» было бы слишком большим упрощением.
Линейная логика плохо работает, когда речь идет об углеродном налоге ЕС, вступление в силу которого намечено на 2022 год. Позиция и цели Европы в этом вопросе предельно ясны: ЕС декларирует стремление стать мировым лидером в декарбонизации. Налог – инструмент достижения этой цели.
Для Европы это в значительной мере политическое решение: стремление обеспечить более высокое качество жизни европейцев соседствует в нем со стремлением снизить зависимость от рынка нефти и стать лидером внедрения технологий, тому способствующих.
Подобный переход потребует огромных затрат: чтобы соответствовать повышенным экологическим стандартам, местным компаниям придется вкладываться в техническое перевооружение, R&D, инфраструктуру. Производить продукт на территории Европы станет дороже. Углеродный налог должен выровнять условия конкуренции для местных и иностранных производителей. Например, если себестоимость стали, произведенной в России или Китае без соблюдения новых экологических стандартов, окажется ниже себестоимости аналогичной продукции европейских производителей, вынужденных инвестировать в снижение выбросов CO2, китайский или российский производитель должен будет компенсировать разницу при пересечении европейской границы такой продукцией.
В отсутствие подобного механизма Европу ждала бы быстрая деиндустриализация. По сути, углеродная пошлина – это способ достижения политических целей экономическими методами. Надо понимать: вводя такой налог, европейцы не ставят целью уничтожить российскую или китайскую индустрию. Они стремятся защитить собственные компании, сохранив свою промышленность, при этом очистить воздух над территорией Европы. Относиться к этой позиции ЕС можно по-разному, но не учитывать ее неразумно.
У России, российских экспортеров есть все, чтобы нивелировать потенциальные негативные последствия европейского углеродного налога. Нарратив, связанный с углеродной повесткой в широком понимании, делится на два компонента: речь идет не только о выбросах как таковых, но и об их секвестировании. Иными словами, при расчете углеродного следа учитывается не только то, сколько выброшено СО2 в окружающую среду, но и много ли было забрано обратно. Не сбрасывая со счетов потенциал России в части снижения карбонового следа, давайте не забывать, что страна обладает еще и большим объемом биоресурсов, поглощающих CO2.
Наш ответ как государства должен идти сразу по двум направлениям. Безусловно, надо стимулировать бизнес разрабатывать и активно применять новые технологии, которые помогали бы снижать выбросы без закрытия производств. Одновременно с тем не меньший, если не больший, эффект может дать выстраивание правильной работы по учету биоресурсов, их роли в секвестировании объема мировых выбросов. По сути, речь идет о том, чтобы сажать больше леса и правильно документировать эти посадки. Отдадим должное нашему бизнесу, он активно этим занимается.
ESG-проблематика крайне актуальна для СИБУРа: мы видим, что экологические требования не просто повсеместно ужесточаются, они становятся все более важной темой для наших контрагентов и партнеров.
Кроме понятных природоохранных мероприятий, в которые компания инвестирует миллиарды рублей, наша работа с экологической темой выстроена в рамках двух крупных блоков. Первый – чистота производства. Работа в этом направлении затрагивает используемые в производстве продукта технологии. В том числе включает вопросы минимизации вредных выбросов СО2, утечек и прочих возможных негативных воздействий на окружающую среду. В этой части компания взяла и несет собственные обязательства, сформулированные в принятой в конце 2019-го Стратегии устойчивого развития до 2025 года.
Строительство новых производств СИБУРа на технологиях, гораздо более совершенных в сравнении с заводами предыдущих поколений, также является важной частью наших инвестиций и в улучшение экологических метрик ESG.
Второй блок – экологичность самого продукта. В поиске решений этой задачи необходимо учитывать специфику нашего производства. С одной стороны, по критериям экологической чистоты, удельных выбросов за полный цикл жизни продукта полимерное производство и полимеры кратно чище большинства альтернативных материалов. С другой – пластик чаще других материалов упоминается в контексте проблемы утилизации отходов. Одно из возможных решений – полный запрет на выпуск полимерных изделий – едва ли разумно. Гораздо эффективнее выглядит альтернатива – создание условий для того, чтобы мусора как такового было меньше. Я говорю о развитии культуры раздельного сбора, повышении эффективности переработки, вовлечении раз использованного материала в повторное использование.
Задача нефтегазохимии как индустрии – иметь технологии производства продукта, который можно было бы перерабатывать. Со своей стороны СИБУР много инвестирует в это направление: большинство наших продуктов, изделия из наших продуктов перерабатываемы.
Другое направление инвестиций – технологии для приема ранее использованного полимерного продукта для вовлечения его в переработку, а также в модернизацию наших перерабатывающих мощностей. По сути, это вложения в развитие экономики замкнутого цикла.
Часть этих технологий СИБУРом проработана и уже может использоваться, другая – в области переработки специфичных полимеров, пластикового мусора – находится в разработке как у нас, так и у других глобальных компаний.
Но тут важно понимать: мы не можем взять на себя всю ответственность за возвращение полимеров во вторичный оборот. Это общая задача, и наша как компании, и в значительной мере участников индустрии оборота твердых бытовых отходов и вторичных ресурсов. Чтобы мы переработали пластик, надо, чтобы его предварительно собрали, отсортировали и привезли к нам на завод. И это не только вопрос инвестиций, но еще и правил игры.
Для нашей индустрии 2020-й, особенно II квартал, был крайне тяжелым из-за падения спроса. На этом фоне 2021-й должен оказаться лучше. Насколько лучше, будет зависеть от того, насколько быстро получится взять под контроль пандемию. Полагаю, что сочетание ограничений, увеличения числа переболевших коронавирусом и начала массовой вакцинации позволит стабилизировать ситуацию с ростом заболеваемости к середине года. До этого момента к нормальной доковидной жизни мы не вернемся.
Органы государственной власти, отвечающие за регулирование этого сегмента рынка, в том числе за экологию, должны понимать, какие направления извлечения и использования полимерного и другого мусора они поддерживают, а какие – нет. Стимулирование извлечения, сортировки и переработки – это гораздо более эффективное использование вторичных ресурсов по сравнению с захоронением или сжиганием. В этой части регулятор должен давать больше привилегий тем компаниям, технологиям и решениям, которые приносят в целом больше пользы.
