Законы демографии
Старение населения и низкие коэффициенты фертильности не дают Европе иного выбора, кроме как привлекать больше людей из развивающихся стран. Такие слова прозвучали с трибуны Гайдаровского форума в Москве вместе с выводом: Старому Свету стоит сосредоточиться на ассимиляции иммигрантов и формировании модели гражданского общества, в центре которой будет личность человека, а не его происхождение.
Проблема иммиграции сильно тревожит Европу. Людей беспокоит, что мигранты приезжают из регионов с абсолютно другой культурой, например с мусульманской, и что из-за этого поменяются ценности, законы и структуры семей. От подобных опасений у граждан ЕС развилась исламофобия – боязнь исламского влияния и исламских иммигрантов. Чужеродное пугает.
Есть, однако, небезосновательное мнение, что беспокоиться стоит не из-за роста исламского населения (который в среднесрочной перспективе точно будет умеренным). Беспокоиться стоит из-за сокращения и старения европейского населения.
На самом деле иммиграция тревожит европейцев отчасти и потому, что они к ней не привыкли. После того как Колумб на трех кораблях пересек Атлантику и добрался до Нового Света, европейцы на протяжении пяти веков сами эмигрировали и заселяли новые земли в Северной и Южной Америке, Австралии и Южной Африке. Но только лишь за последние 30 лет, то есть за одно поколение, эта тенденция обратилась. Такого, чтобы приезжающих было гораздо больше, чем отъезжающих, Европа еще не видела.
Статистика поразительная. Например, в таких странах, как Нидерланды, Германия и Франция, мусульманское население за последние 30 лет выросло в четыре, шесть или даже десять раз. В результате весьма скромная по размерам мусульманская община Европы очень быстро превратилась во влиятельное меньшинство, следы которого видны теперь везде. И европейцы подумали: «Боже мой, да они нас проглотят!»
Однако сейчас рост замедляется, и происходит это по нескольким причинам. Во-первых, с высокой базы невозможно расти столь же быстро, как раньше. Во-вторых, снижается среднемировой коэффициент фертильности мусульманок. А приезжая в страны с низкой фертильностью, иммигрантки, как правило, подстраиваются под этот уровень. И хотя в среднесрочной перспективе мусульманское население Европы продолжит расти высокими темпами, а в таких странах, как Швеция и Великобритания, к 2030 году и вовсе, если верить прогнозам Pew Research Center, удвоится, доля его даже в этих государствах не достигнет 10%. В других европейских государствах рост ожидается куда более скромный. В целом доля мусульманского населения за следующие 20 лет вырастет в Европе примерно с 6 до 8–10%.
На самом деле иммиграция тревожит европейцев отчасти и потому, что они к ней не привыкли. После того как Колумб на трех кораблях пересек Атлантику и добрался до Нового Света, европейцы на протяжении пяти веков сами эмигрировали и заселяли новые земли в Северной и Южной Америке, Австралии и Южной Африке. Но только лишь за последние 30 лет, то есть за одно поколение, эта тенденция обратилась. Такого, чтобы приезжающих было гораздо больше, чем отъезжающих, Европа еще не видела. В Нидерландах, Германии и Франции мусульманское население за последние 30 лет выросло в четыре, шесть
или даже десять раз
Но мусульмане представляют собой лишь небольшой процент от общего числа иммигрантов: люди приезжают и из немусульманских регионов Африки, Ближнего Востока, Южной и Восточной Азии. Кроме того, огромные потоки идут в Западную Европу из стран – новобранцев ЕС.
Еще одна проблема: сокращение коренного населения, особенно молодой его части. По прогнозам Евростата, численность европейцев в возрасте 15–39 лет к 2061 году уменьшится с приблизительно 140 до 50–60 млн (если не учитывать миграцию). Это потеря почти двух третей группы. Основная причина: значительнейший спад фертильности в ряде европейских стран, который привел к ситуации, когда на одну европейку приходится лишь 1,2–1,4 ребенка. Новое поколение плодовитостью тоже не отличается и поэтому вряд ли что-то изменит. Если следующие два-три поколения тренд не развернут, то резкого сокращения рабочей силы Европе не избежать. А если к низкой фертильности прибавить еще и рост числа иммигрантов, то доля приезжих получится очень большая.
Впрочем, даже это не должно беспокоить Европу так, как потребность в усилении притока мигрантов, к которой ведет стремительное старение и уменьшение населения. Если пожилых будет слишком много, а рабочих – слишком мало, экономика и пенсионная система региона могут не выдержать.
Поэтому реальная проблема в том, что рано или поздно европейские страны постигнет участь США и у них будет такая же уйма иммигрантов. Тогда перед европейцами встанет вопрос: давать ли этим людям гражданство?
Ответ на него может вновь оказаться отрицательным. Люди скажут, что европейцами не могут быть те, у кого нет соответствующего происхождения и темперамента. Что Европа неотделима от своей культуры и бережно хранимых кулинарных традиций. Что немцы, французы, итальянцы и испанцы – такие, какие есть, благодаря вещам, которые передаются из поколения в поколение. И поэтому с подобным количеством иностранцев Европа неминуемо потеряет свой облик. Значит, надо возвести для мигрантов барьеры.
Но европейская демография такова, что если ничего кардинально не изменится, если женщины всех стран вдруг не захотят рожать больше (хотя бы по два-три ребенка), усиление притока мигрантов станет для Европы жизненной необходимостью. И ей надо будет решать, готова ли она, чтобы людей, как в Штатах, сплачивали общие ценности, а не общее происхождение.
Нет оснований полагать, что проблему можно оставить без решения. Ведь большую часть мира европейские ценности, такие как свобода, верховенство права, ответственность, воля выбирать жизненный путь и место проживания, судя по всему, привлекают. Так что, надеюсь, европейцы вспомнят о значении этих ценностей и построят такое гражданское общество, для которого будет важна личность человека, а не его происхождение. Потому что люди из разных стран будут прибывать и прибывать, и в конце концов придется что-то делать.
Джек Голдстоун – профессор государственной политики Университета Джорджа Мейсона и руководитель Международной лаборатории политической демографии и макросоциологической динамики при РАНХиГС. Имеет присвоенную в Гарвардском университете степень PhD