Успешный бренд нового мира
Текущий глобальный кризис – следствие противоречий между «мировым большинством» и «мировым меньшинством», которые имеют экзистенциальный характер. Россия находится в центре гибридной войны за право сказать последнее слово в установлении нового миропорядка, отстаивая полномочия региональных полюсов силы самостоятельно определять свою судьбу, опираясь на БРИКС как на ключевой институт незападного мира, влияние которого будет расти. Об этом, а также о том, какие приоритеты, задачи и вызовы стоят перед государствами – членами БРИКС, в интервью Владимиру Волкову рассказал председатель Комитета Государственной Думы РФ по международным делам, президент Факультета мировой политики МГУ им. М. В. Ломоносова Леонид Слуцкий.
В чем суть кризиса, переживаемого современным миром? Он уникален или нечто подобное уже было?
Современный кризис, свидетелями которого мы все выступаем, по сути, является периодом трансформации миропорядка. И в таком своем качестве он имеет характер комплексный, всеобъемлющий, но никак не уникальный. Дополнительную энтропию вносят нелинейность международного взаимодействия ключевых акторов, разбалансированность декларируемых целей и полученных результатов.
Говоря о мировом порядке, мы подразумеваем набор определенных моделей поведения между государствами и международными субъектами. Очевидно, что на границе мировых порядков неизбежно будет происходить слом сложившихся и формирование новых правил взаимодействия. Слом этот никогда не проходит безболезненно.
Выход из кризисов такого масштаба возможен только через войну?
Такая постановка вопроса обоснованна, поскольку подкреплена печальным историческим опытом. Итогом Тридцатилетней войны стал Вестфальский порядок. Войны Французской революции и Наполеоновские войны создали Венский порядок. Мировые войны ХХ века установили Ялтинский порядок. Но, обратите внимание, это были войны тотальные, в терминах Карла Клаузевица, а не ограниченные. Последние лишь корректируют баланс сил.
Остается надеяться, что текущее столкновение многополярной революции и однополярной реакции не приобретет характер тотальной войны, предполагающей применение ядерного оружия, а ключевым полем сражения – с учетом развития современных информационных технологий – все же останется сознание населения.
Кто противостоит друг другу в этом кризисе? «Запад» – «не Запад» – главная линия разлома?
Подобные комплексные международные конфликты традиционно описываются в терминах столкновения ревизионистов с приверженцами сохранения статус-кво. И в данном случае с ревизионистских позиций выступает Россия, для которой у Запада традиционно находится всего две роли – «врага у ворот» или «подмастерья», которому так и не светит быть допущенным в цех. Стремлению США и их сателлитов удержать свой «однополярный момент» противостоит Китай – крупнейшая и динамично развивающаяся экономика планеты. Наконец, к построению более справедливого мира призывают страны, разочаровавшиеся в западном дискурсе о ценностях и порядке, основанном на правилах.
24 февраля 2022 года усилило консолидацию Запада как минимум на среднесрочную перспективу. Блоковое голосование западных стран в международных организациях, в системе ООН и в других – тому подтверждение. Однако подавляющее большинство незападных государств не присоединились напрямую к санкциям Запада против России. В этих непростых условиях ряд стран даже заявили о своем желании стать частью активно поддерживаемого Россией формата, который выступает символическим выражением коллективного «не Запада» – то есть к БРИКС.
В чем главные претензии у противостоящих лагерей?
Конфликт на Украине подсветил имеющиеся противоречия между «мировым большинством» и «мировым меньшинством», которые во многом носят экзистенциальный характер. Упрощенно суть претензий The Rest («остальных») к The West («западным») – это призыв к прекращению неоколониальных практик под ширмой содействия демократии; это отстаивание своего права на сохранение суверенитета, национальной идентичности, права не становиться сырьевым придатком, продавая родину за «бусы» рукопожатности в так называемом демократическом мире.
Почему пока так и не удается договориться?
Способность договариваться зависит в числе прочего от восприятия партнера как того, с кем имеет смысл договариваться. Если вы отказываете оппоненту в субъектности и рассматриваете его как досадную помеху на пути к реализации своих целей, о каких вообще договоренностях может идти речь?
Сегодня, в отличие от периода холодной войны, мы сталкиваемся с противостоянием не антагонистических, но разделяющих некие общие правила игры общественно-политических систем. Мы находимся в центре гибридной войны за право сказать последнее слово в установлении нового мирового порядка. Наступило время перечитывать классика теории международных отношений Роберта Джервиса, наглядно показавшего, что неадекватное восприятие является правилом, а не исключением в мировой политике.
Страны мирового большинства декларируют стремление к более справедливому многополярному миру. Что на практике означает «более справедливый»? И в чем сущностное содержание «многополярности»?
Максимально точное содержательное описание «более справедливого» мира было дано президентом Владимиром Путиным на Валдайском форуме. Перечислю вслед за ним: открытый, многообразный, представительный, безопасный, справедливый и равноправный мир. На практике это означает отказ от диктата одной страны и возвращение к взаимодействию на основе международного права, а не «международных правил». А еще позволю себе процитировать прекрасного русского социолога Николая Михайловского, в далеком 1896 году писавшего в предисловии к первому тому своих сочинений: «Правда-истина, разлученная с правдой-справедливостью, правда теоретического неба, отрезанная от правды практической земли, всегда оскорбляла меня, а не только не удовлетворяла». Это очень русская история, прозвучавшая в дальнейшем в произведениях Кириевского, Соловьева и прочих: стремиться к целостной правде, учитывать опыт совести. И, говоря о «более справедливом» мире, мы говорим о пространстве, где обращение к опыту совести оказывается не пустым звуком.
Что же касается многополярности, то в современном ее изводе переплетаются две взаимосвязанные тенденции: рост потенциала новых центров силы и сокращение американского влияния в мире. То есть многополярность как свойство международной системы предоставляет государствам большую свободу маневрирования на международной арене. Можно сказать, что продвигаемый Россией и Китаем евразийский регионализм вносит свой вклад в становление геополитической многополярности. Российский дискурс многополярности выступает в качестве формы сопротивления неоколониальной гегемонии стран Запада, так как предполагает право региональных «полюсов» силы самостоятельно определять свою судьбу.
Какова роль БРИКС в переходе к этому новому миропорядку?
Долгое время структуру международных отношений определяли принципы взаимодействия между европейскими государствами, утвердившиеся повсеместно в силу материально-технического превосходства Запада. Не будем сейчас обсуждать, за чей счет и какими путями было достигнуто это превосходство. Однако модель отношений внутри одной цивилизации – западной – очевидно, ограниченна. В диалоговом формате БРИКС мы видим объединение различных цивилизаций. И само его появление служит ярким маркером трансформации международных отношений в направлении выстраивания миропорядка, альтернативного западному, но способного включить в себя Запад на условиях равного среди равных.
У БРИКС есть потенциал превратиться в один из важнейших, ключевых институтов незападного мира? Какую роль, функцию группа может или должна на себя взять?
То, что у БРИКС такой потенциал есть, несомненно. В этом году состав участников организации расширился вдвое. К Бразилии, России, Индии, Китаю и ЮАР присоединились Иран, Египет, ОАЭ, Эфиопия и Саудовская Аравия. Растет список заявок на вступление в БРИКС. За относительно непродолжительное время существования объединение превратилось в один из крупнейших экономических центров, который выражает интересы мирового большинства. Доля государств БРИКС в мировом ВВП по паритету покупательной способности превысила удельный вес «Большой семерки», и этот отрыв будет увеличиваться. Китай, Индия и Россия входят в топ‑5 стран по показателю ВВП по паритету покупательной способности.
Но БРИКС – и это стало понятно уже с подключения к четверке стран ЮАР – не просто объединение государств с высокими экономическими показателями. Сегодня в его основе лежат не только экономические интересы. В будущем организация может стать одним из мировых центров влияния и выработки решений на базе международного права и принципов, заложенных в Уставе ООН.
Южноафриканский саммит вывел БРИКС на качественно новый уровень. Россия же всегда выступала за усиление роли государств Африки, Азии, Латинской Америки и Ближнего Востока в мировой политике. Между нами стремительно складываются разные интеграционные связки, выстраиваются проекты по обмену опытом, по совместным конференциям, семинарам, и это исключительно важно для всех стран БРИКС.
БРИКС сегодня – это успешный бренд нового многополярного мира; обладающий геополитическим, а не только экономическим значением проект. И запрос на участие в формате, где, в отличие от пресловутой «Семерки», учитываются интересы каждого из участников, а взаимодействие строится на равноправной и взаимовыгодной основе, неуклонно возрастает.
Расширение БРИКС, особенно быстрое, связывают не только с возможностями, но и с рисками. В частности, отмечаются противоречия между отдельными странами группы, возможное снижение управляемости, трудности нахождения консенсуса по ключевым вопросам и так далее. Насколько эти риски кажутся вам обоснованными, можно ли ими управлять?
БРИКС, конечно, стоит перед вызовом определения направления роста: как найти баланс между институционализацией и расширением? В этих условиях крайне важно сохранить диалоговый формат, минимально ограничивающий субъектность государств-членов и гарантирующий многообразие при способности согласовывать интересы и действия на международной арене. Задача амбициозная, но, как говорится, надо ставить перед собой большие цели, ведь в них легче попасть.
Верю, что участие в работе БРИКС будет способствовать сглаживанию тех двусторонних противоречий, что существуют между отдельными государствами-членами, и позитивный багаж взаимодействия в рамках объединения в ряде случаев станет основой для преодоления застарелых обид. Отмечу, что одной из важнейших задач российского председательства в БРИКС в этом году является как раз обеспечение многоплановой интеграции новых членов. Наконец, риски снижения эффективности принимаемых решений при дальнейшем расширении объединения частично купирует введение категории «партнеры». Последнюю категорию сейчас разрабатывает Россия, председательствующая в группе.
Кроме интеграции новых участников, какие еще задачи входят в приоритет?
Другой, не менее важной задачей является содействие институционализации парламентского измерения БРИКС. Полагаю, что имеет смысл задуматься о создании постоянной рабочей группы по формированию парламентской ассамблеи БРИКС для реализации долгосрочного плана межпарламентского сотрудничества. К достижению этой цели необходимо идти и сверять часы на наших парламентских форумах. Была бы полезна и дорожная карта создания такой ассамблеи.
Этот проект имеет перспективу на десятилетия вперед. Когда-нибудь межпарламентская ассамблея БРИКС позволит создать систему разработки модельных законов и работать в сфере сравнительного законодательства. Со временем интеграция внутри БРИКС будет только усиливаться.
Саммит БРИКС в Казани – кульминация этих усилий?
Саммит в Казани – один из этапов нашей долгой работы на перспективу. В очереди на присоединение к БРИКС сегодня находятся десятки стран. Это и такой важный экспортер энергоресурсов, как Азербайджан, и стремительно индустриализирующиеся Индонезия и Вьетнам, и наиболее развитый из всех стран Центральной Азии Казахстан. Даже страна НАТО – Турция.
В этом контексте целесообразно было бы выработать критерии для новых кандидатов, сохранив БРИКС как сообщество единомышленников, взгляды которых на принципиальные вопросы геополитики совпадают. В группе не могут быть страны, которые не признают друг друга или вводят односторонние санкции. Дополнительным критерием могла бы стать поддержка реформирования глобального управления, включая Совбез ООН.
Конечно, нам необходимо выйти на более активное экономическое сотрудничество между странами – членами БРИКС. В том числе речь о создании общих финансовых механизмов расчетов и, возможно, единой платежной единицы – валюты. Успешное решение этих задач стало бы наилучшим ответом на «санкционный диктат» стран «золотого миллиарда». Если на саммите будет принято решение о создании независимой платежной системы, то после внедрения этого проекта SWIFT превратится в инструмент обслуживания платежей США и их сателлитов и потеряет свой статус на мировом уровне. В целом, как видите, стоящие перед нами задачи столь сложны и многоплановы, что ускорять их решение к саммиту или какой-нибудь круглой дате было бы крайне недальновидно.