Интеллектуальный резерв

Мир столкнулся с перепроизводством дискуссионных площадок – от Давосского и Петербургского форума, больших и малых саммитов и конференций до закрытых клубов типа Бильдербергского. Чем формат клуба «Валдай» выделяется на их фоне?

Вы знаете, я не согласен с посылом. На самом деле мир не сталкивается ни с каким перепроизводством площадок. Возможно, есть вопрос о том, на каких площадках что должно обсуждаться, но я думаю, о перепроизводстве говорить нельзя. Что касается Валдайского клуба, то он достаточно уникален. Это единственная российская по своему происхождению международная площадка, на которой обсуждаются ключевые вопросы политической жизни совре­менного мира и общие вопросы развития мира. Давосский форум все-таки для экономистов и предпринимателей. Туда, конечно, приезжают разные люди, в том числе видные политические деятели, но в первую очередь они обсуждают проблемы экономического развития. Если говорить о Петербургском форуме, то он тоже экономический. Это – площадка, где дискутируют бизнесмены. У нас же международный форум, на котором эксперты со всего мира, объединенные под Валдайской эгидой, обсуждают именно политические вопросы и общие вопросы развития мира. В этом смысле специфика Валдайского клуба заключается в соединении российского акцента и международного сообщества. Мы, скорее, могли бы – формально – сравнивать себя с Chatham House или CSIS – организациями, занимающимися актуальными вопросами международного развития – безопасностью, тенденцией мировой политической жизни, вызовами для устройства государств, войной.

Клуб регулярно выдвигает и доносит до президента и правительства множество идей и предложений. Каков КПД этого процесса – сколько предложенных за годы существования клуба проектов запущено и работает?

Я думаю, что КПД достаточно высокий, но как его формально оценить, я до конца не понимаю. Такого рода организации, как Валдайский клуб, и такого рода дискуссии не вырабатывают конкретных решений. Поясню на примере: в октябре пройдет большая Валдайская конференция – наше центральное ежегодное мероприятие. Там среди прочего будет сессия, посвященная технологиям. Мы надеемся увидеть в числе спикеров Михаила Ковальчука, директора Курчатовского института, Алексея Кудрина и таких людей, как Рауль Дельгадо Висе, президент Международной сети по миграции и развитию, завкафедрой ЮНЕСКО. То есть мы надеемся увидеть достаточно влиятельных людей, мнение которых важно. Мы не скажем: надо сосредоточиться на таких-то технологиях – а попытаемся предложить некую конструкцию, размышляя в таких координатах, в которых можно строить реальные модели поведения, делать прогнозы и вырабатывать направления конкретных практических действий. Для этого нам и нужны первоклассные ученые, которые, надеюсь, будут на конференции в изобилии.

Идеи, которые мы обсуждаем и доносим, встраиваются в уже существующие системы идей, сталкиваются с другими предложениями, исходящими из различных ведомств, каких-то интеллектуальных организаций. На мой взгляд, мы работаем достаточно эффективно, потому что слышим отзвуки наших соображений. Мы часто отвечаем на вопросы, которые, как нам кажется, стоят перед страной и миром.

Я считаю, что Валдайский клуб внес серьезный вклад в обсуждение того, что называется Центральной Евразией. Как мы видим, дискуссии о сопряжении, связанные с отношениями России и Китая, развитием Экономического пояса Шелкового пути, не пропадают даром. Я наблюдаю, как эти идеи живут, как отдельные крупные предпринимательские группы их воспринимают, как правительство работает по тем направлениям, которые у нас обсуждались. Если говорить о каком-то практическом вкладе, то это хороший пример.

Еще один показательный пример – Ближний Восток, хотя бы из-за того, что многие эксперты, в том числе и российские, которые этот регион у нас обсуждают, фактически вовлечены в решение ближневосточных проблем. Например, Виталий Наумкин работает непосредственно со спецпредставителем ООН по Сирии Де Мистурой. Наумкин – эксперт «Валдая», ученый, и он не просто предлагает идеи, но, можно сказать, и воплощает их в жизнь собственными руками – то, что удается, по крайней мере. Я могу сказать, что многое из того, что говорилось на последних встречах клуба по Ближнему Востоку и писалось в бумагах, связанных с этим регионом, теперь звучит непосредственно в политическом дискурсе, так что наше занятие кажется мне небесполезным.

Какие темы клуб планирует разрабатывать в ближайшее время?

Мы обсуждаем несколько крупных тем. Например, на конференции Валдая в октябре мы собираемся говорить о том, что сегодня определяет завтра. Мы хотим понять, какие нынешние проблемы, тенденции и вызовы в наибольшей степени будут влиять на будущее. Понятно, что есть технологии, есть роль государств, есть понимание роли военной силы, которая, как мы видим, сейчас активно применяется в мире, – все эти вопросы касаются построения будущего. Это мы и обсуждаем. К нам приедут серьезные люди, которые уже могут себе позволить говорить свободно. Например, будет Табо Мбеки, бывший президент ЮАР, надеемся, что будут бывший глава Австрии Хайнц Фишер, Кристина Киршнер из Аргентины и Тарья Халонен, возглавлявшая Финляндию. Эти люди, принимавшие решения, связанные с ключевыми мировыми проблемами, очень много знающие (и, подозреваю, знающие настолько много, что не все из этого им можно говорить), расскажут что-то интересное.

И мы по-прежнему собираемся обсуждать и проводить конференции, связанные с Ближним Востоком, потому что этот участок чувствительный, опасный, находящийся на непростой развилке. Любопытен и Дальний Восток. Очевидно, это один из быстроразвивающихся регионов АТР. Перспективы его развития, роль и место России в этом процессе – это очень важное направление наших размышлений. Мы серьезно думаем над тем, как будут развиваться российско-американские отношения, это еще одна принципиальная тема, но сейчас, наверное, можно только гадать: впереди выборы президента, исход которых трудно предсказать. Но какая бы в США ни была администрация, страны никуда не денутся, проблемы мировые никуда не исчезнут, их надо решать. Мы видим, как непросто все дается в Сирии, но что же тогда, вообще ничего не делать? Нет, такой подход неверен.